Тюрки в арабском мире: рабы, покорившие своих хозяев

Каким образом тюрки проникли в арабский мир в таком количестве и качестве, что это позволило им фактически покорить себе Халифат? И как вышло, что пленники, которых арабы регулярно захватывали или покупали в Великой степи, в итоге стали править своими хозяевами?

Если ты делаешь ставку на элитных воинов, будь готов: вскоре они решат, что лучше тебя знают, куда идти походом и как управлять государством. И если такими воинами оказались не твои собственные аристократы, а невольники из числа покорённых народов, то это уже никого не волнует. Раб не может сражаться — воин недолго останется рабом. Гулямы, мамлюки, янычары… Что общего у них всех? Происхождение. Функционал. Изолированность.

Происхождение

К середине VIII века правители мусульманского Востока успели покорить половину известного им мира. Предводители династии Аббасидов, пришедшей на смену Омейядам в результате династических интриг и гражданской войны, столкнулись с паническим страхом перед соотечественниками. Советники позволяли себе не одобрять очередное решение халифа, родственники распробовали прелесть дворцовых интриг с ядами и удушениями, а аристократия грозила стать чересчур влиятельной силой для молодого государства, созданного завоевателями.

Решение сделать личными телохранителями воинов, захваченных в других землях, было простым и изящным. Основу нового корпуса составили тюрки.

Почему тюрки? Дело в том, что средневековые арабы были теми ещё расистами. Задолго до европейских идеологов они создали собственную теорию о расах. Правда, в отличие от тех же самых европейцев (или, скажем, древних евреев), арабы оставались практичными ребятами и считали, что нет народов, пригодных лишь к выпиливанию, — просто каждый полезен на своём месте:

«Аллах Всевышний распределил так, что каждый народ, каждое колено, каждое поколение, каждый род преуспевает в пределах своего совершенства: китайцы в ремёслах, греки в философии и литературе, арабы сильны в каллиграфии, письме и богословии, Сасаниды в государственном устройстве, тюрки в войнах» (цит. по К. Бегалин «Мамлюки»).

Столь грозная репутация у этих племён появилась в результате стычек арабов с Западно-тюркским каганатом, а после его распада — с Хазарским. Перед тем как встретиться с ними, арабы завоевали государство Сасанидов. Но вместе с землями и сокровищами персов арабы получили грозного соседа — кочевников, представлявших настолько опасную и постоянную угрозу, что в VI веке было построено масштабное укрепление, известное как Дербентская стена и растянувшееся почти на четыре километра.

Успевшие привыкнуть к победам и верные принципу исламизировать всех, кто находится рядом с ними, арабы решили атаковать и хазар. Однако встретили настолько яростный и умелый отпор, что на многие годы были вынуждены перейти от наступления к обороне.

Впечатление от новых противников дало рождение многочисленным суевериям. Мухаммеду приписывались слова о том, что эти люди «доберутся до родины наших предков». Говорилось, что сражение с тюрками, «у которых лица подобны щитам», будет предшествовать судному дню. А халиф Умар ибн Аль-Хаттаб прямо заявлял, что, ранив тюрка, необходимо обязательно отсечь ему голову, «ибо они возвращаются с порога смерти, а как вернутся, так станут ещё непримиримее».

И ведь не зря они так писали! Тот самый первый набег стал началом длительных арабо-израильс… то есть арабо-хазарских конфликтов.

Впрочем, тюрки тоже были ребята не промах в плане практичности. Тело арабского военачальника, захваченного и убитого при первом набеге, они таки сохранили. И впоследствии использовали его… для обряда вызывания дождя, о чём рассказывают многочисленные арабские и армянские источники. Причём, судя по этим источникам, метод работал. То ли для того, чтобы собрать коллекцию военачальников и лучше управлять погодой, то ли по другим соображениям, но после этого инцидента уже хазары стали вламываться на территорию арабов.

Увидев, что тюрки не только успешно отстояли свои земли, но и смогли в ответку, арабы стали высоко ценить их как воинов. Причём в буквальном смысле «высоко ценить» — спрос на рабов тюркского происхождения был стабильно высоким.

Функционал

Гулям переводится как «юноша, слуга». Мамлюк — «принадлежащий кому-либо». В обоих случаях к переводу добавляется слово «раб». И в обоих же случаях подчёркивается, что не такими уж рабами они и были. Как так вышло?

Юношей, пригодных для военного дела, покупали на невольничьих рынках. В первую очередь в Хорезме и Дербенте — самых популярных местах торговли людьми. Порой ездили за пленниками в Золотую орду. Попав в арабский мир, такие рабы не отправлялись на обычные работы. Их запирали в специально оборудованных казармах-городках, где они ели, спали, учились владеть оружием и в обязательном порядке постигали ислам. Юноши с основательно промытыми мозгами, изолированные от всего остального мира и посвящавшие максимум времени военному искусству, становились идеальными солдатами личной гвардии халифа.

Согласно шариату, мусульманин не мог быть рабом, а все они рано или поздно принимали ислам (в первоначальном, буквальном значении, а дальше — как повезёт). При этом они оставались личной собственностью халифа, воплощающего собой высшую гражданскую и духовную власть.

То есть «я не раб, я слуга государев».

Ну а в дальнейшем, в зависимости от личной доблести и повышения по службе, их и вовсе могли освободить.

Первым завести себе гвардию из солдат-чужеземцев придумал аль-Мамун, в 813 году взошедший на престол вместо своего отца, легендарного Гаруна-аль-Рашида (на самом деле Харуна ар-Рашида, но кого волнуют такие мелочи). Конечно, и до него рабство было распространено в государстве, а пленных из числа воинственных народностей использовали в сражениях. Но организовать себе полноценный корпус личных телохранителей, который состоял исключительно из иноплемённых рабов, не имевших ровно никаких обязательств, кроме как перед халифом? Это было ноу-хау.

Говорят, что такая светлая мысль пришла ему под влиянием одной из жён, которая была как раз тюркского рода. Выходя замуж за аль-Мамуна, она привезла с собой свиту соплеменников — они-то и стали основой для формирующегося корпуса гулямов. Конечно, там были и выходцы из других народов — византийцы, африканцы, славяне… Значительную часть войска аль-Мамуна составляли уроженцы Ирана. Но конная гвардия формировалась исключительно из тюрок. И мало кто мог сравниться с ними — как в военном искусстве, так и в амбициозности, которая спустя много лет и привела их к основанию собственного мамлюкского государства.

Эксперимент оказался удачным. Гвардия достигла численности в почти четыре тысячи человек. Придворные интриги стали разрешаться легко и непринуждённо. Родственники оказались так или иначе нейтрализованы. Только один раз случился прокол, когда попавшиеся на убийстве одного из визирей гвардейцы признались под пытками, что действовали по приказу самого халифа.

Но кто ж этим чужеземцам поверит! Пронесло.

Поэтому брат аль-Мамуна аль-Мутасим решил продолжить и расширить это начинание. Он стал собирать собственную, личную армию, сделав ставку именно на тюрков. Сначала скупал рабов у своих соотечественников, а затем уже и в Каганате. Собственно, само возникновение гулямов — не в качестве личных телохранителей, а как полноценного отдельного войска — ассоциируется именно с аль-Мутасимом. Возможно и этот корпус оказал влияние на то, что сын халифа аль-Мамуна после смерти отца в 833 году не стал претендовать на престол, а как зайка присягнул дяде. С тех пор гвардия, состоящая из иноплеменников, стала непременным атрибутом всех правителей исламского Востока вплоть до XIX века, когда был расформирован последний янычарский корпус.

Изолированность

Даже обратившись в мусульманство, гвардейцы халифа не могли стать такими же полноценными членами общества, как мушкетёры визиря (зачёркнуто) все остальные жители халифата. И ладно бы то, что они оставались чужаками — мало ли чужеземцев в большом торговом городе? Но эти чужеземцы сознательно и последовательно противопоставлялись местному населению.

Они жили отдельно, не смешиваясь с горожанами, говорили на своём языке, соблюдали собственные обычаи. Их женили на специально привезённых рабынях — чтобы у гулямов не появлялось родственников в городе, а значит, собственных интересов и связей.

Отсутствие каких-либо точек соприкосновения с арабским миром делало их идеальным инструментом в руках халифа.

Гулямы не только помогали разрубить гордиев узел династических интриг, где каждый приходился друг другу племянником третьей жены дяди отца, соратником духовного лидера или просто знакомым друга родственника. Они ещё и эффективно подавляли народные бунты, не смущаясь мыслями, что в восставшей толпе могут стоять их сородичи.

Неудивительно, что местные поголовно смотрели на них с недоверием и подозрительностью, а гвардейцы отвечали им полной взаимностью. Пользуясь своей неуязвимостью, исключительными воинскими навыками и тем, что правитель нуждался в их поддержке, гулямы окончательно распоясались. Вымогательство, насилие и откровенные грабежи стали обычным делом в славном городе Багдаде. Знаменитый историк того времени аль-Масуди отмечает, что тюрки «притесняли простонародье в Городе Мира, наезжая лошадьми на людей на рынках, и это поражало слабых и детей».

Недовольство горожан произволом халифской гвардии плавно перетекало в недовольство самим халифом. Всего два года правления нового халифа — и мятежи багдадцев уже стали чересчур серьёзной угрозой. Можно было, конечно, и дальше справляться с ними обычным средством… Вот только это было решение, которое лишь усугубляло проблему. И аль-Мутасим решил её если не с изяществом, то с поистине имперским размахом.

Жители города недовольны присутствием любимого правителя и его гвардии? «Ну и не больно-то хотелось», — сказал халиф, и только пыль поднялась, когда он вместе со всем своим войском отбыл к берегам Тигра, где построил себе новую столицу, — подальше от этих вечно недовольных плебеев.

Столицу назвали Самарра, и её развалины до сих пор поражают своим величием туристов.

Ну а в те времена она была поистине великолепным городом. Впрочем, халифу недолго пришлось радоваться — главную проблему он увёз с собой. Командиры гвардейских отрядов азартно начали соревноваться друг с другом в том, чьё влияние на правителя окажется сильнее. И вот уже сын аль-Мутасима оказался свергнут теми же гулямами — всего через каких-то пять лет своего правления… Но об этом — в следующий раз.