Понятие старой-доброй крестьянской войны — «жакерии» — часто ассоциируется с далекими средневековыми временами и какими-нибудь «угнетателями-феодалами». Но бурлящие воды XX века причудливо перемешали все шаблоны, выдав новую реальность. Рабоче-крестьянская Красная армия оказалась не нужна крестьянам Тамбовской губернии, и те подняли восстание против большевиков. Что из этого получилось — в нашей статье.
Провал политики в деревне
Гражданская война оказалась тяжелым испытанием не только для сражающихся на её фронтах. Тыл, надорванный последствиями Первой мировой и хаосом революционной эпохи, тоже испытывал на себе результат грандиозной разрухи.
Тамбовская же губерния находилась в ещё более худшем положении. Она была в аграрном смысле переселена, страдала от малоземелья пахотных площадей. Условия крестьян оказались двоякими: с одной стороны, в условиях хаоса цены на их продукцию взлетели до небес, но с другой — посадить на голодный паек город во имя благополучия деревни пришедшие к власти большевики не могли. Ведь там находился их «ядерный электорат» — рабочие.
Результатом стало введение продразвёрстки — причём куда более жёсткой и уязвимой к «перегибам на местах», чем в царское время. Суть состояла в том, чтобы изъять у крестьян излишки урожая и накормить ими городских, но на практике дело слишком часто переходило в узаконенный грабеж. Благо этому потворствовали изъяны самой наспех организованной системы — например, весьма размытые границы максимально допустимых объёмов изымаемых продуктов.
Деревенские, разумеется, вечно терпеть не могли — впереди ясно маячила перспектива голодной смерти.
Нехитрая житейская логика подсказывала, что лучше умереть в бою, чем от истощения, и в августе 1920 года крестьяне восстали.
Вначале все их действия были спорадическими и несогласованными: то там на продотряд из засады нападут, то тут, то где-нибудь идейных коммунистов поймают и зарежут. Но наученные инцидентами вроде Ярославского восстания большевики довольно быстро сориентировались, вооружили рабочих и коммунистов и почти навели порядок. Однако у восставших крестьян внезапно нашёлся толковый предводитель — и дело приняло совсем другой оборот.
Роль личности
Подвернувшийся крестьянам подарок судьбы имел имя и фамилию — его звали Александр Антонов. Он не был «реакционером» или белым офицером вроде захватившего пару лет назад Ярославль Перхурова. Антонов, напротив, недолюбливал офицеров — ведь он был почти таким же революционером, как и большевики. Будучи эсеровским боевиком со стажем, он успел отметиться «эксами» и террористическими акциями ещё задолго до Первой мировой войны.
Кроме того, Антонов отлично знал, как вести подпольную работу и организовывать бунты. Услышав о восстании тамбовских крестьян, он тут же собрал отряд преданных людей и помчался по лесам — создавать организацию, обучать бойцов, планировать нападения. Удар по большевикам представитель конкурирующей революционной организации нанёс и правда ощутимый. Спорадические вспышки превратились в единый, умело скоординированный фронт; теперь подавить его собранным на скорую руку ополчением стало уже невозможно.
Плохая война
Обе стороны были каждая по-своему правы — и при этом не особо разборчивы в средствах. Красные считали, что спасают от голода население городов, а восставшие крестьяне отчаянно сражались за собственную жизнь.
Эти противоречия порождали поистине зверские методы.
Пытавшиеся навести порядок малыми силами — а значит, железом и кровью — большевики сходу начали с безжалостных, означавших гарантированную голодную смерть конфискаций. Бок о бок шли взятие заложников и расстрелы при малейшем подозрении.
Антоновцы отвечали зверствами — схватить жену какого-нибудь коммуниста, отрезать ей нос и груди, выколоть глаза и расстрелять было самым обычным делом. С успехом они использовали и угрозы семьям: если подавлявший восстание красноармеец оказывался местным, бунтовщики вполне могли спалить дом вместе с его родителями. Хотя постоянства в последнем не имелось. В каких-то случаях, когда деморализация бойца была очевидна, мобилизованного красноармейца могли отпустить домой — в конце концов, он был из своих же, крестьян.
Вездесущую и невидимую разведку антоновцев большевики пытались нивелировать преимуществом в технике. Правда, в тамбовских лесах это получалось плохо. Например, широко известен факт применения химического оружия против восставших. Но на практике дело ограничилось всего тремя обстрелами, в ходе которых было выпущено менее полутора сотен снарядов — да и те отправили наугад, «куда-то в лес, в сторону противника».
Эффективность такого подхода была низкой. Красным срочно требовалось придумать что-то другое.
Шпионская игра
Для начала красные стали играть не только «от силы», но и «от ума»: например, они внедряли к антоновцам своих агентов. Самый знаменитый — Евдоким Муравьёв, бывший левый эсер (сродни самому Антонову), завербованный чекистами где-то между 1918 и 1921 годом.
Ценность Муравьёва была в том, что у того были за плечами не самые маленькие (хоть и относительно локальных масштабов) посты в партии эсеров. И он отлично понимал, как всё устроено — начиная от структуры, заканчивая манерой общения и образа действий, поэтому выдать себя за какую-то обидную мелочь не мог. Кроме того, Муравьёва самого знали, что открывало перед ним многие двери.
Чекисты отправили его на конспиративные квартиры антоновцев в Тамбов, где он ловко втёрся к ним в доверие своим уверенным поведением и нужными обещаниями. Муравьёв выдал себя за эмиссара центральной организации эсеров. Суть «морковки» была проста — он обещал антоновцам то, чего им не хватало больше всего, — оружие и боеприпасы.
Его, конечно же, проверяли. Вывезя Муравьёва на тайные лесные базы, антоновцы следили за ним, не спуская глаз. В дело шли разные психологические уловки вроде рассказов о зверских издевательствах над пленными красными. Но видавший и не такое агент и ухом не повёл.
Правда, однажды он чуть не прокололся ночью — один из антоновцев наутро добродушно посмеялся над тем, как Муравьёв разговаривает во сне.
Непонятно, что это было — реальный лунатизм или очередная проверка, но спать Муравьев на всякий случай почти перестал.
Понятно, каким перенапряжением это оборачивалось, но дело того стоило.
Главной целью было выманить самого Антонова на встречу с якобы эсеровским «центром». Бесполезно: того «удачно» ранило, и легендарный командир восставших всё время отлёживался по каким-то нычкам. А время шло, и, следовательно, шансы на раскрытие росли. Тогда Муравьёв решил брать, что дают, и затребовал от антоновцев подробный отчёт о состоянии баз и количестве людей — заместителей Антонова и самых опытных и матерых бойцов — для поездки за караваном оружия. А заодно попросил «Историю Антоновского движения», которую ему набросали тут же, «на коленке».
Когда ему дали всё, что было необходимо, Муравьёв взял всех этих людей — и привел их в лапы чекистов. Удар по организации Антонова вышел хоть и не смертельный, но вполне ощутимый — повстанцы сильно ослабли. Неплохой результат для всего лишь одного человека.
Политическое решение
Но для полной победы над бунтовщиками этого было недостаточно. Чисто силовое подавление мятежа могло занять годы, а значит, оттянуть войска, которые можно было использовать на других, ничуть не менее важных фронтах.

Поэтому весной 1921 года, когда уже были разбиты «южные» белые и решены вопросы с пытавшимися захватить Киев поляками, Москва обратила внимание и на Тамбовщину. Воздействие шло сразу с двух сторон.
Во-первых, в регион прислали значительное количество проверенных в боях войск. Они действовали «по-ермоловски»: не пытаясь найти комбинационное решение вопроса, а медленно, но верно беря территорию под последовательный контроль.
Во-вторых, красные изменили политику в деревне. Например, заменили продразверстку чётко зафиксированным продналогом, исключавшим ситуацию, когда урожай у крестьян забирают постоянно и просто потому, что хотят и могут. Это тут же повлияло на антоновскую организацию — начался массовый отток рядового состава. Крестьяне добились своего и теперь не видели, за что им воевать.

В итоге потерявший поддержку Антонов потерял всякие перспективы и мог только пытаться отсрочить неизбежный конец. Он и наступил в июне 1922 года, когда знаменитого крестьянского командира всй-таки убили красные.
Антоновское восстание стоило примерно по 13 тысяч трупов с обеих сторон — считается, что именно столько успели убить обе воюющие стороны. Это не только чисто военные потери, но и расправы над подозреваемым в чем-нибудь или запугиваемым «мирняком». Занимались этим обе стороны, причём с примерно одинаковым рвением и жестокостями.
Ещё одним, поначалу не всем очевидным результатом лесной герильи в Тамбовской губернии стал голод. Крестьяне, доведённые безумными требованиями продотрядов (например, выкопать посаженную три недели назад картошку), в большинстве своем перестали сеять и сажать в принципе. Это привело к массовому голоду, жертвами которого в масштабе региона стало более двухсот тысяч человек.
А восстания в Сибири против Колчака, а потом против Советской власти разве не были крупнее Тамбовского бунта?
Terrorists win!